Сон татьяны краткое содержание. Пушкин а

Резчикова И.В.

Сны, как особая форма выражения стихии бессознательного начала, издревле волновали человека. Особенный интерес вызывают символы, которые, создавая свою модель действительности, рассказывают сновидцу об истинном состоянии его души и тела не только в настоящем, но и в будущем. Большинство символов, которые рождаются в подсознании и навещают наши сны, корнями восходят к языческой символике народа и часто встречаются в произведениях УНТ.

Особенность сна литературного героя заключается в том, что читатель, имея возможность сравнить его содержание с последующими событиями в судьбе персонажа, может угадать логику автора и раскрыть значения символов.

Слово-символ в худ. произведении прежде всего многозначная структура, которая определяется единством и взаимозависимостью трех семантических измерений: а) русской языческой символикой; б) микро- и макроконтекстом произведения; в) функцией сна, во-первых, раскрывать душевное состояние сновидца (Татьяны) или его близких (положив под подушку зеркало, Татьяна гадала на суженого, т.е. на Онегина); и во-вторых, предсказывать будущее.

Символ, как писал А.Ф.Лосев, модель. То есть это такое соотношение первичного и производного значений слова, которое далее моделируется, копируется в семантической структуре слов, связанных с опорным символом общностью микроконтекста. В этом источник символизации не только основных, опорных, объектов сна, но и многочисленных деталей.

Рассмотрим семантическую структуру опорных слов-символов, и то, как они являются источником символизации целых эпизодов и деталей сна. К опорным словам-символам сна Татьяны можно отнести следующие: "зима", "мост через ручей", "лес", "медведь", "хижина", "домовые".

"Зима" и слова, которые можно объединить в тематическую группу с общей семой "холодный": "снег", "сугроб", "лед", "метель".

Согласно сюжету сна, Татьяна идет сначала по "снеговой поляне", затем по "жердочкам, склеённым льдиной", переходит протекающий в сугробах ручей, "не скованный зимой", и попадает в заснеженный лес, где "дороги нет; кусты стремнины Метелью все занесены, Глубоко в снег погружены".

1. Зима - "смерть". В народных представлениях зима, несущая мрак и холод, - период смерти природы. И если солнечный свет, теп-ло, огонь ассоциировались с радостью и жизнью, то зима со всеми своими атрибутами - снегом, льдом, метелью - с печалью и смертью (Афанасьев: 1, 239). Так, в народных загадках: "Ни хилела, ни болела, а саван надела" (земля и снег). Или о снеге: "Увидел мать, умер опять" (Даль: 3, 644). Так, в описании смерти Ленского надвигающаяся кончина героя сравнивается с глыбой снега, которая катится с вершины горы: "Так медленно по скату гор, На солнце искрами блистая, Спадает глыба снеговая...Младой певец нашел безвременный конец"

Итак, "зима" и слова этой тематической группы: "снег", "сугроб", "лед", "метель" - имеют значение "печаль, смерть". Как модель символа, это семантическое отношение является источником символизации сюжетных перипетий и деталей сна.

Быть скованным льдом - значит "быть скреплённым смертью". По контексту сна, Татьяна остановилась перед потоком: "Две жердочки, склеены льдиной, Дрожащий, гибельный мосток, Положены через поток...". Разгадка этого символа в описании могилы Ленского, где две сосны "скреплены смертью", т.е. под ними похоронен Ленский: "Две сосны корнями срослись; Под ними струйки извились Ручья соседственной долины". В связи с этим интересно обыгрывается эпитет "гибельный", то есть не просто опасный, но в прямом смысле предвещающий гибель Ленского.

Оказаться в заснеженном лесу - "попасть в царство смертит.е. в потусторонний мир, мир душ". Лес язычникам напоминал о блаженных райских садах, где должны водвориться после смерти души праведных. Отсюда лес часто символизировал это царство, где деревья - души усопших (вспомним традиционное сравнение человека с деревом в русских народных песнях, загадках мотив превращения в дерево в сказках и пр.). (Мифы народов мира: 2, 49; Афанасьев: 2, 320-325). Кроме того, идея смерти сближалась не только с холодом, но и с мраком, а значит и со сном (Афанасьев: 3, 36-42). В этом отношении можно вспомнить выражение "спать вечным сном" или старую пословицу "сон смерти брат". Поэтому не удивительно, что, уснув, Татьяна попала сразу в царство мертвых.

Если лес - царство душ, то хозяин леса - "хозяин царства душ". (Афанасьев: 2, 336; Лотман, 656; Мифы народов мира: 2, 128-129). Издревле хозяином леса считался медведь, которого называли и "лесником", и "лесным чертом", и "лешим", и "лесным архимандритом" (СД: 2, 311). Медведь - хозяин леса, а значит и проводник в царстве мертвых, в который попадает Татьяна. 2. Снег в значении "приносящий плодородие". Отсюда покрыть снегом - "покрыть свадебным покрывалом". Считалось, что снег, как и дождь, несли силу плодородия. Поэтому белый снежный покров нередко в древности сравнивали с белым покрывалом невесты. Например, в словах молодой девушки на Покров: "Мать-Покров! Покрой землю снежком, меня молоду платком (или женишком)". По всей видимости, глубокий снег, сугробы, в которых Татьяна вязнет, падает и где её настигает и берет её на руки медведь, предвещает будущее замужество.

Тема брака, ожидающего Татьяну, продолжается и в следующих двух символах - мост через ручей и медведь. Согласно народной традиции, перейти девушке через ручей - значит "выйти замуж". Об этом древнем мотиве сна Татьяны писал А.А.Потебня. В этой статье упоминается древнее святочное гадание на жениха: "Делают из прутиков мостики и кладут его под подушку во время сна, загадывая: "Кто мой суженый, кто мой ряженый, тот переведет меня через мост" (Потебня, 564). Показательно, что "мостком" к замужеству стала смерть Ленского ("две жердочки, склеенны льдиной"). Ведь именно после дуэли и отъезда Онегина ("как на досадную разлуку Татьяна ропщет на ручей") героиня поддалась уговорам матери и уехала в Москву на "ярманку невест", где и вышла замуж за генерала.

Медведь - один из главных действующих лиц сна Татьяны. Именно он переводит героиню через ручей, подав лапу, затем гонится за ней и, поймав, приносит её к хижине Онегина.

1.Медведь - "будущий жених Татьяны - генерал". Значение "медведь-жених" издревле связано с тем, что в сознании народа медвежья шкура символизировала богатство и плодородие, и А.С.Пушкин подчеркивет, что медведь был "косматый", "большой взъерошенный". Это значение символа отмечалось многими исследователями. Так, например, в записях, собранных А. Баловым в Ярославской губернии: "Медведя видеть во сне предвещает женитьбу или замужество" (Балов, 210; Афанасьев: 1, 464; Лотман, 655;Усенский, 101). В одной из подблюдных песен: "Медведь-пыхтун По реке плывет;Кому пыхнет во двор, Тому зять в терем".

Медведь приносит Татьяну к хижине Онегина со словами "Здесь мой кум". И действительно, в Москве, на приеме, генерал знакомит Онегина, "родню и друга своего", с Татьяной - своей женой. Возможно, Пушкин обыгрывает переносное значение слова "кумовство": "служебное покровительство своим друзьям, родственникам в ущерб делу (неодобр.)" (Ожегов, 322).

Итак, три символа не просто объединены общей семой брака, замужества, но определяют сюжет сновидения.

Согласно сюжету сна, обессиленную преследованием Татьяну медведь приносит к "шалашу": "Вдруг меж дерев шалаш убогой; Кругом всё глушь; отвсюду он Пустынным снегом занесен, И ярко светится окошко..." Из контекста мы узнаем, что "шалаш" - вполне благоустроенная "хижина", с сенями, столом и лавками, и что хозяин дома - Онегин - что-то празднует в компании страшных чудовищ, которых А.С.Пушкин называет "шайкой домовых". Хижина - один из главных символов Татьяниного сна. Хижина - "убогий домик, избушка, лачуга" Онегина. Слово произошло от древнерусского "хи(жа" (дом, жилье, по всей видимости, бедное, или хилое). Одно из значений слова "хижа" - шалаш. Вот почему в древнерусском языке и говорах (например, сибирских) слова "шалаш" и "хижина" могли называть один и тот же денотат (ЭСЧ: 338-339; СД: IV,547). Домовой - "дух хранитель и обидчик дома" (СД: I, 466). Слово употребляется именно в указанном значении, так как большинство выбранных Пушкиным животных для изображения демонов имеют определенное отношение к культу русского домового. Так, например, на месте закладки фундамента новой избы, закапывали голову петуха (ср.: "другой с петушьей головой"), чтобы задобрить домового. Кошка и коза ("ведьма с козьей бородой" и "полукот") - животные, которые имеют шерсть - символ достатка и плодородия. Именно поэтому они посвящены духу дома. Шерстью козла окуривали избу, если домовой "сердился", а без кошки не обходилось ни одно новоселье (Афанасьев: II, 105-119). Таково значение слов "хижина" и "домовой" в контексте сюжета сна Татьяны. Выявим основные уровни символизации этих слов. "Хижина" - "Онегин", "домовые" - "реалии его внутреннего мира". Дом в значении "человек" - древнейший языческий символ, возникший на основе другого символа: огонь (а значит и домашний очаг)- душа человека (Афанасьев: III, 197). То есть дом как оболочка для очага ассоциировался с телом человека как оболочкой души. Так, например, в детской загадке про дом: "Стоит Вахромей - Брови нахмурил". Если дом ассоциировался с человеком, то окна в доме - с глазами: "Стоит Фекла, Глаза мокры" (Детство. Отрочество, 408, 410).

В современном русском языке соотношение "дом-человек" отражено, напрмер, в в выражении "не все дома" (БАС: 3, 958).

Символ "дом - человек, его душа" легло в основу центрального образа стихотворения М. Ю. Лермонтова "Мой дом": "До самых звезд он кровлей досягает, И от одной стены к другой Далекий путь, который измеряет Жилец не взором, но душой". Это же значение у А.С.Пушкина в "Евгении Онегине" в описании тела застреленного Ленского: "Теперь, как в доме опустелом, Все в нем и тихо, и темно; Закрыты ставни, окна мелом Забелены. Хозяйки нет. А где, Бог весть. Пропал и след". Здесь "дом" - тело без "хозяйки", то есть души. Таким образом, Татьяна, попав в царство душ, находит самую главную для неё - душу Онегина. Ведь именно загадка характера этого человека заставила её гадать на святки.

Сон героя, введенный в повествование, - излюбленный композиционный прием А. С. Пушкина. Знаменательный, «пророческий» сон видит Гринев в «Капитанской дочке». Сон, предвосхищающий будущие события, посещает и Татьяну Ларину в романе «Евгений Онегин».

Снег рыхлый по колено ей;

То длинный сук ее за шею

Зацепит вдруг, то из ушей

Златые серьги вырвет силой;

То в хрупком снеге с ножки милой

Увязнет мокрый башмачок...

В бессилии Татьяна падает в снег, медведь «проворно Ее хватает и несет» в избушку, полную демонических чудовищ:

Один в рогах с собачьей мордой,

Другой с петушьей головой,

Здесь ведьма с козьей бородой,

Тут остов чопорный и гордой,

Там карла с хвостиком, а вот

Полужуравль и полукот.

Вдруг Татьяна узнает среди них Онегина, который здесь «хозяин». Героиня наблюдает за всем происходящим из сеней, из-за дверей, не осмеливаясь войти в комнату. Любопытствуя, она немного отворяет дверь, и ветер задувает «огонь светильников ночных». Пытаясь понять, в чем дело, Онегин отворяет дверь, и Татьяна предстает «взорам адских привидений». Затем она остается с Онегиным наедине, но уединение это неожиданно нарушают Ольга и Ленский. Онегин в гневе:

И дико он очами бродит,

И незваных гостей бранит;

Татьяна чуть жива лежит.

Спор громче, громче; вдруг Евгений

Хватает длинный нож, и вмиг

Повержен Ленский...

Сон этот весьма многозначителен. Стоит отметить, что он вызывает у нас различные литературные ассоциации. Сам сюжет его - путешествие в лес, тайное подглядывание в маленькой избушке, убийство - напоминает нам пушкинскую сказку «Жених», в которой героиня выдает за свой сон происшедшие с ней события. Со сказкой перекликаются и отдельные сцены сна Татьяны. В сказке «Жених» героиня слышит в лесной избушке «крик, хохот, песни, шум и звон», видит «разгульное похмелье». Татьяна тоже слышит «лай, хохот, пенье, свист и хлоп, Людскую молвь и конский топ». Однако сходство здесь, пожалуй, этим и исчерпывается.

Сон Татьяны напоминает нам и другой «волшебный» сон - сон Софьи в комедии Грибоедова «Горе от ума»:

Тут с громом распахнули двери
Какие-то не люди и не звери
Нас врознь - и мучили сидевшего со мной.
Он будто мне дороже всех сокровищ,
Хочу к нему - вы тащите с собой:
Нас провожают стон, рев, хохот, свист чудовищ!

Однако Софья у Грибоедова придумывает этот сон, его не было в действительности.

Стоит отметить, что сюжеты обоих снов - настоящего и выдуманного - отсылают нас к балладе Жуковского «Светлана». Как и Светлана, Татьяна гадает на святки. Она наводит зеркальце на месяц, спрашивает имя у встречного прохожего. Ложась спать, героиня снимает оберег, «поясок шелковый», собираясь гадать «на сон». Характерно, что Жуковский в своей балладе не обговаривает того, что все происходящее со Светланой, - ужасный сон. Об этом мы узнаем в конце произведения, когда наступает счастливое пробуждение. Пушкин же говорит открыто: «И снится чудный сон Татьяне». В романтической балладе Жуковского присутствуют все «атрибуты жанра»: «черный гроб», «черный вран», «темна даль», тусклый свет луны, метель и вьюга, мертвец-жених. Светлана смущена и расстроена увиденным сном, думает, что он вещает ей «горькую судьбину», однако в реальности все заканчивается хорошо - жених ее, цел и невредим, появляется у ее ворот. Тон поэта в финале становится бодрым и жизнеутверждающим:

Лучший друг нам в жизни сей

Вера в провиденье.

Благ зиждителя закон:

Здесь несчастье - лживый сон;

Счастье - пробужденье.

Совсем иные интонации слышатся в пушкинских стихах:

Но сон зловещий ей сулит

Печальных много приключений.

Сон Татьяны является «вещим». Он предвещает ей будущее замужество (видеть во сне медведя, согласно народным верованиям, предвещает женитьбу или замужество). Кроме того, медведь во сне героини является кумом Онегина, а ее муж, генерал, действительно приходится Онегину дальним родственником.

Во сне Татьяна, встав на «дрожащий гибельный мосток», переходит через бурлящий, «кипучий, темный и седой», «не скованный зимой» поток - это тоже в символической форме открывает ее будущее. Героиню ждет перевод в новое жизненное состояние, в новое качество. Шумящий, клубящийся волной поток, «не скованный зимой», символизирует в этом сне юность героини, ее девические мечтания и забавы, любовь к Онегину. Юность - лучшая пора в человеческой жизни, она действительно свободна и беззаботна, подобна сильному, бурному потоку, над которым не властны ограничения, рамки и правила зрелого, «зимнего» возраста. Сон этот как будто показывает, как героиня проходит сквозь один из периодов своей жизни.

Сон этот предваряет и будущие именины в доме Лариных. Д. Д. Благой считал, что «застольные» картины из сна героини перекликаются с описанием именин Татьяны.

Характерно, что Онегин появляется в этом сне в качестве «хозяина» демонических чудовищ, пирующих в избушке. В этой причудливой ипостаси обозначен «демонизм» героя, возведенный в N-ную степень.

Кроме того, Онегин, реакции которого совершенно непредсказуемы, пока еще для Татьяны загадка, он окружен неким романтическим ореолом. И в этом смысле он не только «чудовище», он - «чудо». Еще и поэтому герой в этом сне окружен причудливыми существами.

Известно, что сон являет собой скрытое желание человека. И в этом отношении сон Татьяны знаменателен. Она видит в Онегине своего спасителя, избавителя от пошлости и серости окружающего враждебного мира. Во сне Татьяна остается с героем наедине:

Мое! - сказал Евгений грозно,

И шайка вся сокрылась вдруг;

Осталася во тьме морозной

Стоит отметить, что сон героини в романе - не просто предваряет будущие события. Этот эпизод смещает в романе сюжетные акценты: с отношений Онегина и Татьяны внимание читателя переключается на отношения Онегина и Ленского. Сон Татьяны открывает нам ее внутренний мир, сущность ее натуры.

Миросозерцание Татьяны поэтично, исполнено народного духа, она обладает ярким, «мятежным» воображением, память ее хранит обычаи и предания старины. Она верит в приметы, любит слушать рассказы няни, в романе ее сопровождают фольклорные мотивы. Поэтому вполне естественно, что во сне героиня видит образы русских народных сказок: большого медведя, лес, избушку, чудовищ.

Н. Л. Бродский отмечает, что источником сна Татьяны могли служить «Русские сказки» Чулкова, которые были известны Пушкину. Однако в воображение Татьяны наряду с русским фольклором прочно вошли и европейские литературные традиции, среди которых - готические романы, «британской музы небылицы», с их фантастическими картинами:

Вот череп на гусиной шее

Вертится в красном колпаке,

Вот мельница вприсядку пляшет

И крыльями трещит и машет.

Сон Татьяны в романе имеет собственную композицию. Здесь мы можем выделить две части. Первая часть - это пребывание Татьяны в зимнем лесу, ее преследование медведем. Вторая часть начинается там, где медведь настигает ее, это посещение героиней избушки. Каждая из строф данного отрывка (и всего романа) построена по единому принципу: «тема - развитие - кульминация - и афористичная концовка».

В этом эпизоде Пушкин использует эмоциональные эпитеты («чудный сон», «печальной мглой», «дрожащий, гибельный мосток», «на досадную разлуку», «боязливыми шагами», «в нахмуренной красе», «нестерпимый крик»); сравнения («Как на досадную разлуку, Татьяна ропщет на ручей», «За дверью крик и звон стакана, Как на больших похоронах»), перифразу («от косматого лакея»), инверсии («И пред шумящею пучиной, Недоумения полна, Остановилася она»), эллипсис («Татьяна в лес; медведь за нею»), анафору и параллелизм («Он знак подаст: и все хлопочут; Он пьет: все пьют и все кричат; Он засмеется: все хохочут»), прямую речь.

Лексика данного отрывка разнообразна Здесь есть элементы разговорно-бытового стиля («кряхтя», «мордой»), «высокого», книжного стиля («дева», «светил ночных», «меж дерев», «очи»), славянизмы («младая»).

Мы находим в данном эпизоде аллитерации («Копыта, хоботы кривые, Хвосты хохлатые, клыки», «Вот череп на гусиной шее Вертится в красном колпаке») и ассонансы («Лай, хохот, пенье, свист и хлоп, Людская молвь и конский топ»).

Таким образом, сон Татьяны выступает как средство ее характеристики, как композиционная вставка, как «пророчество», как отражение потаенных желаний героини и потоков ее душевной жизни, как отражение ее взглядов на мир.

Алексей Максимович Горький писал: «А.С.Пушкин до того удивил меня изящной простотой и музыкой стиха, что долгое время проза казалась мне неестественной, даже читать ее было как-то неловко и неинтересно.»

А Валентин Семенович Непомнящий заметил: «Для русской литературы пушкинский роман в стихах « Евгений Онегин»- примерно то же, что Псалтирь для Богослужения.»

Слово предоставляется группе под руководством Ревенко Ксении. Тема:«Язык, стих и его строфика в романе «Евгений Онегин».»

Язык «Онегина» использует все богатство и многообразие языка, все стихии русской речи и потому способен охватить различные сферы бытия, выразить все многообразие действительности. Точно, ясно и просто, без излишних поэтических украшений - ненужных «дополнений», «вялых метафор», - обозначающий предметы «вещного» мира, выражающий мысли и чувства человека и вместе с тем бесконечно поэтичный в этой своей простоте, слог «Онегина» является замечательным орудием реалистического искусства слова. В установлении нормы национального литературного языка - одна из важнейших задач, осуществленных творческим гением Пушкина, - роману в стихах принадлежит исключительно важное место.

Язык романа представляет собою синтез наиболее значительных и жизненных речевых средств пушкинской эпохи. Как заметил М. Бахтин, русская жизнь говорит здесь всеми своими голосами, всеми языками и стилями эпохи. Это ярчайший пример того новаторства в области русского литературного языка, с которым Пушкин выступил в первой трети XIX века. Он оказался способным отразить самые многообразные сферы действительности, запечатлел различные пласты русской речи.

Говоря о языковом новаторстве Пушкина, исследователи справедливо обращают внимание на разговорную, народную стихию в его языке. Отмечая обращение поэта к «народно-речевым источникам, к роднику живого просторечия».

В пределах книжного языка Пушкин детально разработал эпистолярный стиль, создав незабываемые письма Татьяны и Онегина, элементы стиля публицистического (они проявляются в полемике, в литературных спорах с Шишковым, Катениным, Кюхельбекером, Вяземским) и художественно–поэтический стиль. В последнем определённое место занимают архаизмы, варваризмы и в особенности галлицизмы. Широко используя необходимые в тексте поэтизмы («любви приманчивый фиал», «разбить сосуд клеветника», условные имена героинь типа Эльвина), эвфемизмы («Паду ли я, стрелой пронзённый» вместо «погибну»), перифразы («его цевницы первый стон», «почетный гражданин кулис»), автор романа стремится, однако, разрушить границы между стихами и прозой. Этим объясняется растущая от главы к главе тенденция к благородной простоте, введение в текст прозаизмов, обращение к «низкой» природе, равноправной с «возвышенной». С «Евгения Онегина» и начинается та новая тенденция употребления просторечия.

Живая разговорная речь людей образованного общества звучит в романе постоянно. Примерами здесь являются диалоги Онегина и Ленского:

«...Скажи: которая Татьяна?»
- Да та, которая грустна И молчалива...»

Народное просторечие появляется в романе, когда на сцену выходят люди из народа. Вспомним речь няни Филипьевны:

«...Я, бывало,
Хранила в памяти не мало
Старинных былей, небылиц...

Такова же речь и Анисьи-ключницы

Дай бог душе его спасенье,
А косточкам его
В могиле, в мать-земле сырой!

В приведенных примерах речи действующих лиц из народа нет ни чего искусственного, выдуманного. Пушкин избегал ложной выдуманной «простоты» и «простонародности» речи, а брал ее из жизни, отбирая при этом только те слова и выражения, которые вполне соответствовали духу и строю общенародного языка. Мы не встретим в романе ни областных диалектизмов, ни вульгаризмов, засоряющих, портящих язык. Просторечие в романе встречается не только в речах няни и Анисьи, но оно является заметным элементом языка самого автора. В эпизодах из деревенской жизни, в описаниях родной природы, труда и быта крестьян мы находим самые простые слова, ранее считавшиеся неподходящими для поэзии. Таковы лошадка, жучка, дровни, хлев, пастух, и т. д. Критика реакционного лагеря резко протестовала против демократизации литературного языка, так отчетливо проводимой в романе Пушкина. К народному просторечию в романе примыкают элементы языка устного народного творчества.

Особенно рельефно разговорный народный язык представлен в высказываниях Татьяны («Вечор уж как боялась я!»; а нынче все темно».) К разговорной речи в романе примыкают находящиеся на грани литературного употребления просторечия («Лай мосек, чмокание девиц», «какой же я болван»), которые существенно обогащают авторскую характеристику провинциального дворянства.

Иногда поэт прибегает к щедрому перечислению предметов и явлений, чтобы передать многообразие впечатлений и стремительность движения («мелькают мимо будки, бабы...»). Оголённость слова не исключает его полисемии. Одни слова у поэта перекликаются («о rus» – у Горация «деревня» и «О Русь!» – пушкинское восклицание в честь родины), другие намекают на что–то («Но вреден север для меня»); третьи, говоря словами В. Виноградова, «подмигивают» и «косят в сторону современного быта» («теперь мила мне балалайка», «пьяный топот трепака»). Книжный и нейтральный стили поэт органично соединяет в романе с разговорным. В последнем мы встречаем и характерную живую речь людей образованного общества, и народный разговорный язык, влившийся в роман заметной струей («чуть с ума не своротил», «уж к ним и носу не покажешь»). Нередко и авторская речь усваивает подобную фразеологию («Зимовал он как сурок», «Татьяна то вздохнёт, то охнет»). Особенно рельефно разговорный народный язык представлен в высказываниях няни Татьяны («Вечор уж как боялась я!»; «А нынче всё мне темно»). К разговорной речи в романе примыкают находящиеся на грани литературного употребления просторечия («Лай мосек, чмоканье девиц», «Пришла худая череда! Зашибло...», «Сосед сопит перед соседом», «Храпит тяжелый

Пустяков») и даже бранная лексика («умел морочить дурака», «какой же я болван»), которые существенно обогащают авторскую характеристику провинциального дворянства.

Язык романа счастливо сочетает предметность слова с его исключительной художественной выразительностью. Эпитет у Пушкина способен заменять целое описание. Таковы «дерзостные своды», «царственная Нева», «переимчивый Княжнин». Эпитеты простые («невесту переспелых лет») и сложные («Зимний друг ночей, трещит лучинка...») помогают обрисовать характеры, состояние героев, обстановку, в которой они живут и действуют («траурнаятафта»), пейзаж («края жемчужны»), бытовые подробности. Один только лорнет в «Онегине» отмечен исключительным разнообразием эпитетов (он «разочарованный», «невнимательный», «неотвязчивый», «ревнивый», «разыскательный»). Примечательны любимые оценочные эпитеты поэта: милый, упоительный, сладостный, светлый. Столь же разнообразны и метафоры – именные и глагольные, образованные от прилагательных («поэта пылкий разговор») и деепричастий («кипя враждой»), традиционные («соль злости») и индивидуально–авторские («муза одичала»). Встречаются метафоры, построенные по принципу олицетворения («север... дохнул, завыл»), овеществления («мячиком предрассуждений»), отвлечения («мазурки гром»), зоологизации («себя в коня преобразив»), персонификации («задумчивость, её подруга»). Поразительно многообразие пушкинских сравнений, лаконичных («клоками повисла») и развёрнутых (уподобление биения сердца Татьяны трепетанью мотылька), единичных («бледна как тень») и переданных цепочкой (поэзия Ленского уподобляется мыслям девы, сну младенца, луне). Нередки в романе метонимические обороты, когда имя автора заменяет название его сочинения («Читал охотно Апулея») или страны («Под небом Шиллера и Гёте»). В «Евгении Онегине» широко представлены все средства поэтического синтаксиса, обогащающие образность текста. То это нагнетание однородных членов («О сенокосе, о вине, о псарне...»), то иронически поданные обособленные члены и вводные конструкции (разговор, «конечно, не блистал ни чувством, ни поэтическим огнём»), то восклицания при неполных предложениях («Вдруг топот! ... Вот ближе») или сопровождающие характеристику героя («Как он язвительно злословил!»). То это выразительный период (1 глава, XX строфа), то сочный многозначительный диалог (обмен репликами между Онегиным и Ленским в III главе), то вопросительные предложения разных типов. Среди стилистических фигур в романе выделяются инверсии («луны при свете серебристом»), частые анафоры («Потом уж наводили сон; / Потом увидел ясно он...»; «Всегда скромна, всегда послушна, / Всегда как утро весела...»), выразительно передающие утомительное однообразие и повторяемость признаков; антитезы («Волна и камень, / Стихи и проза...»), умолчания («Потом свой кофе выпивал... И одевался...»), градации («любовнице подобен, блестящий, ветреный, живой, / И своенравной, и пустой»). Для языка романа особенно примечательна афористичность, делающая многие строки поэта крылатыми («Любви все возрасты покорны»; «К беде неопытность ведёт»; «Мы все глядим в Наполеоны»). Выразительна и звукопись языка в романе. Стоит вспомнить, например, описание мазурки на именинах Татьяны.

Особо следует отметить использование сентиментально-романтического речевого стиля - для создания образа Ленского и в полемических целях (элегия Ленского и т. д.). В концовке главы седьмой мы встречаем и пародийно используемую лексику речевого стиля классицизма («Пою приятеля младого...»). Использование мифологических имен и терминов, идущих от классицизма, в сентиментально-романтической поэзии (Зевс, Эол, Терпсихора, Диана и т. д.) является результатом влияния поэтической традиции; по мере движения романа таких случаев становится все меньше и меньше, последние главы почти свободны от них.

Современные бытовые иностранные слова и выражения вводятся в тех случаях, когда в русском языке нет подходящего слова для обозначения соответствующего предмета, понятия (I гл., XXVI - рассуждение о названиях предметов мужского туалета: «всех этих слов на русском нет»). В главе восьмой введено слово «vulgar» для обозначения той неприятной для автора черты, отсутствие которой так радует Пушкина в Татьяне.

Всем богатством разнообразной лексики и фразеологии, различных синтаксических средств Пушкин пользуется в романе с большим мастерством. В зависимости от характера эпизода, от отношения автора к лицу, о котором он пишет, стилистическая окраска языка меняется. Язык, как тонкий и острый инструмент в руках гениального художника, передает все оттенки чувств и настроений, легкость и шутливость или, напротив, глубину и серьезность мысли. В сочетании с характером стиха, меняющего свой ритмический узор, язык романа представляет необычайное разнообразие интонаций: спокойное повествование, шутливый рассказ, ирония, сарказм, умиление, восторг, жалость, печаль - вся гамма настроений проходит в главах романа. Пушкин «заражает» читателя своим настроением, своим отношением к героям романа, к его эпизодам.

Итак, заслуги Пушкина в развитии русского литературного языка трудно переоценить. Основные его достижения можно выразить тремя пунктами. Во-первых, народный язык стал базой литературного русского языка. Во-вторых, разговорный язык и книжный не отделялись друг от друга и представляли собой одно целое. В-третьих, пушкинский литературный язык вобрал в себя все ранние стили языка
Задача, решенная Пушкиным, была грандиозна. Литературный язык, «установленный» Пушкиным, и стал тем «великим, могучим, правдивым и свободным» русским языком, на котором мы говорим и по сей день.
Таково место и значение Пушкина в развитии русского литературного языка.

Обозрение ЕО нельзя завершить без экспонирования его стихов , стилистики и строфики. Для лексической стороны романа характерна стилистическая полифония, то есть гармонизирующее сочетание слов с различной речевой окраской.

Уникален в пушкинском произведении стих. Характерный для поэта четырехстопный ямб обогащен пиррИхиями (пропусками ударений и стяжением двух безударных слогов) и спондЕями (дополнительными ударениями на слабых слогах ямбических стоп). Эта особенность придаёт стиху Пушкина разговорность, которой поэт добивается. Разнообразие звучанию строк привносит и трехстопный хорей песни девушек, а также нередкие переносы фраз на новые строчки и даже строфы («...а Татьяне / И дела нет (их пол таков)» . Стихи романа часто бывают контрастными по звучанию даже в пределах одной строфы: лирическая интонация сменяется насмешливой, а с весёлостью строк соседствует грустная концовка. Так в XXVII строфе последней главы говорится о захватившем Онегина любовном томлении, но заканчивается эта группа строк ссылкой на Еву и змея: «Запретный плод вам подавай, / А без того вам рай не рай». Изменения, столь разительно происшедшие в поведении, манерах, облике Татьяны, отражены в новом звучании стихов, посвященных ей. Робость юной девушки ощущается в неуверенности её слов, в недоговоренности стихов её письма: «Давно... нет, это был не сон! Кончаю! Страшно перечесть...» Зрелость мысли, выношенность убеждений, воля замужней женщины сказываются в стихах завершенных, словах точных, решительных и определённых: «Урок ваш выслушала я? / Сегодня очередь моя». Чёткость стихового ритма великолепно сочетается с гибкостью строк, живостью стихов: «...Он пьёт одно / Стаканом красное вино».

Стиль ЕО и его словесная выраженность полностью зависят от стиха. В структуре романа важную роль играют фрагменты прозы , а некоторые критики, начиная с В. Г. Белинского, находили в ЕО прозаическое содержание, растворенное в стихах. Однако, скорее всего, проза в ЕО, равным образом, как и «прозаическое содержание», лишь подчеркивает стиховой характер романа, который отталкивается от чуждой ему стихии. ЕО написан классическим размером «золотого века» русской поэзии, четырехстопным ямбом. Его прямое рассмотрение здесь неуместно, но блистательный результат его применения в ЕО легко увидеть внутри строфы, специально изобретенной Пушкиным для своего романа.

Оригинальна и строфика произведения. Стихи здесь объединены в группы из 14 строк (118 слогов), получившие общее наименование «онегинская строфа».

ЕО – вершина строфического творчества Пушкина. Строфа ЕО – одна из самых «больших» в русской поэзии. В то же время она проста и именно поэтому гениальна. Пушкин соединил вместе три четверостишия со всеми вариантами парной рифмовки: перекрестной, смежной и опоясывающей. Тогдашние правила не допускали столкновения рифм одинакового типа на переходе от одной строфы к другой, и Пушкин добавил к 12 стихам еще 2 со смежной мужской рифмой. Получилась формула АбАбВВггДееДжж. Вот одна из строф:

(1) Однообразный и безумный,
(2) Как вихорь жизни молодой,
(3) Кружится вальса вихорь шумный;
(4) Чета мелькает за четой.
(5) К минуте мщенья приближаясь,
(6) Онегин, втайне усмехаясь,
(7) Подходит к Ольге. Быстро с ней
(8) Вертится около гостей,
(9) Потом на стул ее сажает,
(10) Заводит речь о том, о сем;
(11) Спустя минуты две потом
(12) Вновь с нею вальс он продолжает;
(13) Все в изумленье. Ленский сам
(14) Не верит собственным глазам.

Замыкающее двустишие, ст. 13, 14, композиционно оформило всю строфу, придав ей интонационно-ритмическую и содержательную устойчивость за счет переклички со ст. 7, 8. Эта двойная опора, поддержанная ст. 10, 11, довершает архитектонику строфы и рисунок рифм, в котором на ст. 1–6 приходится 4 женские рифмы (2/3), в то время как остальные восемь стихов (7-14) содержат всего 2 женских рифмы (1/4 от 8).

Исключением являются не подчинённые этому построению вступление, письма Татьяны и Онегина и песня девушек. Они состоят из свободных строф (или имеют астрофическую организацию). «Онегинская строфа» существенно отличается от итальянской октавы, которой написан «Дон Жуан» Байрона, будучи значительно больше её по объёму и построенной на других принципах. В ней бросается в глаза последовательно сменяемая рифмовка: перекрёстная (абаб – буквой обозначается качественно определённая рифма), смежная (ввгг), опоясывающая (деед) и заключительная парная в двустишии (жж). Лёгкость, полётность стиха соединена в этих строфах с уже отмеченной разговорностью, а исключительная чёткость построения – с поразительной ёмкостью содержания. Каждая такая группа строк является и ритмической единицей текста, и смысловым единством. Как замечает Б.В. Томашевский, эта строфа часто начинается тезисом (первым четверостишием), продолжается развитием темы (вторым и третьим катренами) и завершается сентенцией. Последняя часто бывает у Пушкина похожей на изречение. Поэт мастерски использует в этих стихах мужские и женские рифмы (они чередуются), составные и простые (столицы – лицы), традиционные (вновь – любовь) и чрезвычайно оригинальные (добра – et catera) созвучия. Пушкин строит свои рифмы на существительных (тон – поклон), наречиях (тише – выше), глаголах (прости – перевести), на смене частей речи (подымал – генерал), имен нарицательных и собственных (акаций – Гораций). Всё это в совокупности обеспечивает гибкость, подвижность, звучность, динамику и текучесть «онегинских» строф и продуманную подчинённость их художественному замыслу поэта.

Обращаясь к разным эпохам роман «Евгений Онегин» понимали по-разному: В.Г.Белинский в своей статье писал: «Онегин – в высшей степени гениальное и национально-русское произведение…Стихотворный роман Пушкина положил прочное основание новой русской поэзии, новой русской литературе…»

Он также говорил: «Онегин» есть самое задушевное произведение Пушкина…Здесь вся жизнь, вся душа, вся любовь его; здесь его чувства, понятия, идеалы.

Павел Александрович Катенин писал: «…кроме прелесных стихов я нашел тут тебя самого, твой разговор, твою веселость.

Но часто ли мы задаем себе вопрос: а про что это произведение, почему оно до сих пор волнует сердце читателя и слушателя? Какой вопрос, какая человеческая проблема строит его содержание, дает роману его вечную жизнь? Что в нем заставляет порой вздрогнуть и почувствовать: это - правда, это - про меня, про нас всех? Ведь написан-то роман более чем полтора столетия назад, написан не про нас, а про совсем других людей!

Сегодня перед нами встает проблема: а был ли А.С. Пушкин гением, гением которого не может разрушить время?

И так, вопрос для аудитории: актуален ли А.С.Пушкин и его роман сегодня?

А какие проблемы, поднятые в романе, актуальны сегодня?(Чувство долга, ответственность, милосердие, любовь).

«Что Пушкин для нас? Великий писатель? Нет, больше: одно из величайших явлений русского духа. И ещё больше: непреложное свидетельство о бытии России, Если он есть, есть и она. И сколько бы ни уверяли, что её уже нет, потому что самое имя Россия стерто с лица земли, нам стоит только вспомнить Пушкина, чтобы убедиться, что Россия была, есть и будет».

Д. Мережковский

Произведения Пушкина обсуждаются до сих пор. Причем эта закономерность не исчерпывается критикой XIX века. Наследником бесконечных исследований и вопросов по роману стал и XXI век.


©2015-2019 сайт
Все права принадлежать их авторам. Данный сайт не претендует на авторства, а предоставляет бесплатное использование.
Дата создания страницы: 2016-04-26

Сон Татьяны имеет в тексте пушкинского романа важный смысл. Он выполняет композиционную роль, связывая содержание предшествующих глав с драматическими событиями шестой главы.
О, ней знай сих страшных снов
Ты, моя Светлана!
Эти строки из баллады Жуковского «Светлана» взяты Пушкиным в качестве эпиграфа к пятой главе. Главное место в ней занимает сон Татьяны – вещий сон, который сбудется.
И снится чудный сон Татьяне.
Ей снится, будто бы она
Идет по снеговой поляне,
Печальной мглой окружена…
Сон и явь – все переплелось в сознании девушки. Природа во сне Татьяны живая, земная: бегущий ручей, мостик, сделанный из жердочек…
А насколько реально дана картина леса:
… недвижны сосны
В своей нахмуренной красе;
Отягчены их ветви все
Клоками снега; сквозь вершины
Осин, берез и лип нагих
Сияет луч светил ночных…
Татьяне страшно:
Снег рыхлый по колено ей;
То длинный сук ее за шею
Зацепит вдруг, то из ушей
Златые серьги вырвет силой…
И в этом реальном лесу с Татьяной происходят удивительные приключения. Ей встречается медведь. Почему именно он? Вспомните, а ведь одним из главных героев русских народных сказок является именно медведь. Да, Татьяна напугана, но почему-то вдруг опирается на «лапу с острыми когтями». Вообще сон Татьяны нужно читать с «Сонником». Ведь здесь за каждым образом – символ. Вот наша героиня перебирается через ручей. Ручей в толкователе снов – речь, чьи-то разговоры. Видеть медведя – к свадьбе, замужеству. Мохнатая лапа – намек на богатую жизнь. Да, потом в жизни Татьяны все это сбудется.
Но сон пока продолжается. Медведь приводит ее к таинственному шалашу, «где ярко светится окошко». Тут уж начинаются чудеса:
… за столом
Сидят чудовища кругом:

Другой с петушьей головой…
… Вот мельница вприсядку пляшет
И крыльями трещит и машет.
По «Соннику» увидеть чудовищ – к неприятностям. А если приснится свадьба («за дверью крик и звон стакана, как на больших похоронах») – быть похоронам.
И вдруг появляется Онегин, «он там хозяин, это ясно». Во сне отражаются мечты Татьяны, ее надежды, ее любовь. Евгений ласков, нежен с нею. Во сне сбылись мечты о любви.
В конце сна Татьяна видит Ольгу и Ленского, возникает ссора.
Спор громче, громче; вдруг Евгений
Хватает длинный нож, и вмиг
Повержен Ленский…
Тонкий, хоть и суеверный ум подсказывает Татьяне, не объясняя причины, что будет ссора Онегина и Ленского. И повод для этого есть: Онегин слишком холоден и себялюбив, слишком наивен Ленский. Любящее сердце помогло ей понять и предугадать приближение несчастья.
Сон Татьяны – еще раз доказательство того, насколько поэзия Пушкина близка с народной жизнью, фольклором. Мы видим сплав сказочных и песенных образов с представлениями, проникшими из святочного и свадебного обрядов. Это доказывает и подбор лексики. Вот волнующая тайна святочных гаданий: «печальная мгла», «ярко светится окошко», «…ветер дунул, загашая огонь светильников ночных». Описание нечистой силы («шайки домовых») подчинено распространенному в культуре и иконографии средних веков и в романтической литературе изображению всякой уродливой нечисти:
Один в рогах с собачьей мордой,
Другой с петушьей головой,
Здесь ведьма с козьей бородой…
Подбор других выразительных средств так точен и продуман, что у читателя складывается впечатление, будто это он находится в чарующей мгле и видит этот сказочный сон. Сон у Пушкина – «чудный», мгла – «печальная», поток – «седой», липы – «наги», кусты – «глубоко в снег погружены». Чередование эпитетов, олицетворений позволяет воссоздать дивный, фантастический мир сказочного сна. Этому способствует прием антитезы. Так, образ природы контрастирует с уродливыми чудовищами:
… кусты, стремнины
Метелью все занесены,
Глубоко в снег погружены
***
… Копыта, хоботы кривые,
Хвосты хохлатые, клыки,
Усы, кровавы языки…
Найдем во «сне» и необычные сравнения: медведь – «лохматый лакей».
Отрывок, как и все произведение (за исключением нескольких строф), написан четырехстопным ямбом. Рифма – смежная и перекрестная. Синтаксический слой отрывка в основном определяют сложные конфигурации. Возьмем, к примеру, четырнадцатую строфу пятой главы:
Татьяна в лес; медведь за ней…
Она составляет четырнадцать строчек и представляет собой всего одно предложение.
При всей художественной ценности «сна», он, без сомнения, позволяет глубже проникнуть во внутренний мир Татьяны, еще раз подтверждая ее связь с народной жизнью, фольклором. Народная поэзия становится ключом к ее сознанию.

В романе «Евгений Онегин» А. С. Пушкин создал дос-товерную картину русской жизни начала XIX века. С по-мощью многих приемов Пушкин максимально полно рас-крывает перед нами образы героев романа: с помощью их отношения друг к другу, к окружающим, к природе, вводя авторские оценки и лирические отступления.

В Татьяне воплотился «милый идеал» автора, она доро-га Пушкину, поэтому он старается показать нам самые глубокие, сокровенные глубины ее душевного склада. Вот поэтому для понимания замысла поэта важно проанали-зировать сон Татьяны. Мы знаем, что

Татьяна верила преданьям Простонародной старины, И снам, и карточным гаданьям, И предсказаниям луны.

Поэтому сон в ночь, когда девушка решилась ворожить, в надежде узнать своего суженого и свое будущее, нам особенно интересен. Перед ворожбой Татьяне «стало страш-но вдруг», и этот страх, непонятная тревога перед неизвест-ностью поселяется в нашем сердце на все время ее сна.

Сон Татьяны заменяет у Пушкина подробный анализ ее внутреннего мира, это ключ к пониманию ее души. Здесь можно отыскать образы сентиментальных романов, люби-мых девушкой: отсюда таинственная сила Онегина над оборотнями, его нежность, соединенная со страшной губи-тельной силой. Однако основное содержание сна соткано на основе народных представлений, фольклора, сказок, пре-даний.

В самом начале сна Татьяна, идущая по снежной поля-не, «печальной мглой окружена», встречает символичное препятствие:

Кипучий, темный и седой, Поток, не скованный зимой; Две жердочки, склеены льдиной, Дрожащий гибельный мосток, Положены через поток...

Перебраться через ручей ей помогает старинный герой русских народных сказок — «большой, взъерошенный мед-ведь». Он сначала преследует девушку, а затем выводит ее к «убогому» шалашу, где Татьяна встречает своего возлюб-ленного, но в какой компании!

Сидят чудовища кругом: Один в рогах с собачьей мордой, Другой с петушьей головой, Здесь ведьма с козьей бородой, Тут остов чопорный и гордый, Так карла с хвостиком, а вот Полужуравль и полукот.

В этом страшном обществе Татьяна узнает своего ми-лого, выступающего в роли хозяина:

Он знак подаст: и все хлопочут; Он пьет: все пьют и все кричат; Он засмеется: все хохочут; Нахмурит брови: все молчат...

Наша тревога возрастает, когда Онегин и «адские при-видения» обнаружили нашу героиню. Однако все обошлось, влюбленные остались наедине, и в момент, когда мы ждем лирического продолжения, появляются Ленский с Ольгой, вызывая на себя гнев Евгения. Задремавшее было беспо-койство всплывает с новой силой, и мы оказываемся сви-детелями трагедии: Материал с сайта

Спор громче, громче; вдруг Евгений Хватает длинный нож, и вмиг Повержен Ленский...

В ужасе просыпается Татьяна, стараясь осознать уви-денное, еще не подозревая, насколько пророческим ока-жется ее сновидение. Ожидание беды, не исчезнувшее, а укрепившееся после пробуждения героини, не покидает нас во время последующих именин Татьяны. Сперва собира-ются гости — провинциальные дворяне, с их низменными желаниями, потухшими чувствами, мелкими сердцами. «Странное» поведение Онегина у Лариных, его ухаживание за Ольгой приводят к катастрофе — дуэли двух друзей, Онегина и Ленского. И здесь, после страшного сна Татья-ны, пир можно расценивать как поминки по Ленскому.

Таким образом, природная интуиция и тонкая душев-ная организация помогли Татьяне, опережая время, пред-чувствовать события, которые еще только должны про-изойти и принести в ее жизнь трагедию, поскольку не только внутренне навсегда разлучат ее с любимым человеком, по-служат барьером между их дальнейшими взаимоотноше-ниями, но и принесут горе многим другим людям: Ольге — недолгое одиночество, Ленскому — смерть, а самому Оне-гину — душевный разлад с самим собой.

Не нашли то, что искали? Воспользуйтесь поиском

На этой странице материал по темам:

  • краткое содержание сна татьяны
  • анализ перессказ онегин сон татьяны
  • символичность сна татьяны в романе евгений онегин
  • сон татьяны евгения онегина

Толкование сна Татьяны (По роману А.С. Пушкина «Евгений Онегин»)

Роман “Евгений Онегин” занимает центральное место в творчестве Пушкина. Это его самое крупное художественное произведение, оказавшее наиболее сильное влияние на судьбу всей русской литературы.

Роман в стихах писался Пушкиным около восьми лет. Это были годы настоящей творческой зрелости поэта. В 1831 году произведение было окончено и в 1833 году вышло в свет. Роман охватывает события с 1819 по 1825 год: от заграничных походов русской армии после разгрома Наполеона до восстания декабристов. Это были годы развития русского общества времени правления царя Александра I. В романе переплетены история и современные поэту события.

Сюжет произведения прост и хорошо известен. В центре романа -- любовная интрига. А главной проблемой является вечная проблема чувства и долга. Герои романа Евгений Онегин и Татьяна Ларина, Владимир Ленский и Ольга составляют две любовные пары. Но всем им не дано судьбою стать счастливыми.

Татьяна сразу полюбила Онегина, а он сумел ответить на ее чувство только после глубоких потрясений, происшедших в его охлажденной душе. Но, несмотря на то, что они любят друг друга, они не могут стать счастливыми, не могут соединить свои судьбы.

На простую сюжетную линию романа нанизано множество картин, описаний, показано множество живых людей с их различными судьбами, с их чувствами и характерами. У Пушкина все это “собранье пестрых глав, полусмешных, полупечальных, простонародных, идеальных” показывало Эпоху...

"Евгений Онегин" и "Капитанская дочка" являются выдающимися произведениями А.С. Пушкина, в которых он выступил новатором во многих отношениях, используя различные приемы и средства художественной выразительности. В частности, он применил один из распространенных в литературе приемов - использование снов и писем, которые мы можем впоследствии встретить в произведениях Достоевского Ф.И. , Толстого Л.Н., Чернышевского Н.Г., Чехова А.П.

Можно заметить, что сон Татьяны, любимой героини А.С. Пушкина из романа «Евгений Онегин» близок к сну Софьи, героини пьесы А.С. Грибоедова. даже лексика и тональность в чем-то совпадают: «...рев, хохот, свист чудовищ...»

Сон Софьи Фамусовой чрезвычайно важен для понимания образа героини пьесы. Он содержит как бы формулу ее души и своеобразную программу действия. Здесь впервые самой Софьей названы те черты ее личности, которые так высоко оценивал И.А. Гончаров. Сон Софьи так важен для постижения ее характера, как важен сон Татьяны Лариной для постижения характера пушкинской героини, хотя Татьяне ее сон снится на самом деле, а Софья свой сон сочиняет. Но сочиняет-то она его так, что в нем очень рельефно проглядывают и ее характер, и ее «тайные» намерения.

«Исторически бесспорно, -- справедливо констатировал Н.К. Пиксанов, -- что драма, переживаемая Софьей Фамусовой в финале четвертого акта, является в русской литературе… первым и блестящим опытом художественного изображения душевной жизни женщины. Драма Татьяны Лариной создана позже».

Сон Татьяны имеет в тексте пушкинского романа важный смысл. Он выполняет композиционную роль, связывая содержание предшествующих глав с драматическими событиями шестой главы.

Сон снится Татьяне на святки. Она хотела ворожить в бане, но стало страшно, за нее переживает и автор «при мысли о Светлане». Здесь и дух народных поверий, и «присутствие» главного романтика России -- Жуковского, автора баллады о Светлане. Как отмечает Ю.М. Лотман, сон Татьяны характеризует «ее связь с народной жизнью, фольклором... Сон Татьяны -- органический сплав сказочных и песенных образов с представлениями, проникшими из святочного и свадебного обрядов»*. Дать сноску. Подробно об этом сказано в комментарии Ю.М. Лотмана к «Евгению Онегину». Особенно интересно толкование всех «магических» явлений, образов и предметов (зеркальце под подушкой, снятие пояска, медведь -- предвестник замужества и т.д.).

Татьяне суждено было стать истинной хозяйкой романа, завладеть сердцами читателей. Ей Пушкин предназначил быть символом России, своего народа, Музой и сливающейся с ней поэзией, ибо для поэта они неделимы. Именно Татьяне посвящен роман, именно в ней Пушкин заключил все самое доброе, нежное и чистое. Татьяна - «это лирическая поэзия, обнимающая собою мир ощущений и чувств, с особенною силою кипящих в молодой груди»*. И читатель чувствует эту поэзии так же, как и саму Татьяну. Татьяна для Пушкина не просто любимая героиня, она героиня-мечта, которой поэт бесконечно предан, в которую безумно влюблен.

Роль Татьяны в романе очень велика, образ ее, будто незримый лучик солнца, проходит через весь роман, присутствует в каждой главе. Чистый образ Татьяны лишь еще ярче выявляет трагедию Онегина, всего общества, но все же основная миссия «милой Тани», именно миссия, - быть Музой Пушкина, самой поэзией, олицетворением жизни в «Евгении Онегине», символом русского народа, России, родной земли, ведь Муза Пушкина обязательно должна быть крепко связана со своим народом, родиной, именно в этом ее апофеоза. Безусловно, только такая цельная натура могла быть Музой Пушкина. Татьяна выражает чувства и мысли автора, раскрывает нам его душу.

Поистине гениально противопоставляет Пушкин свою Музу пошлости света, заставляя читателей еще яснее осознавать трагедию всего поколения, и в частности Онегина. Автор обращается к античности, к природе, будто отрывает Татьяну от всего земного, пытаясь сказать, что девочка эта - «совершеннейший эфир», но одновременно, символизируя собой поэзию, Татьяна полна жизни, а ее близость к народу, к старине лишь подтверждает: Татьяна твердо стоит на своей почве. В Татьяне сразу чувствуется «улыбка жизни, светлый взгляд, играющий переливами быстро сменяющихся ощущений».*

Обратим внимание на то, как рисует нам свою героиню Пушкин. В романе почти полностью отсутствует портрет Татьяны, что в свою очередь выделяет ее из всех барышень того времени, например, портрет Ольги дан автором очень подробно. В этом смысле важно, что Пушкин вводит в роман тонкие сопоставления своей героини с античными богами природы.

Таким образом, портрет Татьяны отсутствует, словно автор пытается донести до читателя, что красота внешняя часто лишена жизни, если отсутствует прекрасная и чистая душа, а значит, лишена и поэзии.

Но несправедливо было бы утверждать, что Пушкин не наделил свою героиню красотой внешней так же, как и красотой души.

И здесь обращением к античным богам Пушкин дает нам возможность представить себе прекрасный облик Татьяны. И в то же время сама античность, которая является неотъемлемой особенностью романа, лишь вновь доказывает, что внешняя красота Татьяны неразрывно связана с ее богатым духовным миром. Тут надо отметить и то, что связь Татьяны с античностью в романе является и композиционной особенностью, так как позволяет Пушкину везде и всюду вести за собой свою героиню, воплощая ее в образах античных богов. Так, например, одним из самых частых спутников Татьяны является образ вечно юной, вечно девственной богини-охотницы Дианы. Сам выбор Пушкиным именно этой античной богини для своей Тани уже показывает ее вечно юную душу, ее неопытность, наивность, ее незнание пошлости света. С Дианой мы встречаемся уже в первой главе:

…вод веселое стекло не отражает лик Дианы.

Эта строка будто предвещает появление героини, которая станет Музой всего повествования. И, конечно, нельзя не согласиться с тем, что Пушкин, как настоящий художник, рисует не лицо, а лик своей Музы, что поистине делает Татьяну неземным созданием. Далее мы еще встретимся с Дианой, неизменной спутницей тринадцатилетней Татьяны. Стоит лишь сказать, что созвучны даже имена «Татьяна» и «Диана», что делает их связь более тесной. И тут Татьяна заключает в себе основную художественную особенность «Евгения Онегина» - это непосредственная связь прошлого, античности с настоящим. Греки даже говорили, что Пушкин похитил пояс Афродиты.

Древние греки по их религиозному миросозерцанию, исполненному поэзии и жизни, считали, что богиня красоты обладала таинственным поясом:

…все обаяния в нем заключались;

В нем и любовь и желания…

Пушкин первый из русских поэтов овладел поясом Киприды. Татьяна лишь подтверждение тому. В композиции, как было сказано ранее, этот «пояс Киприды» также играет большую роль. Рассмотрим эпиграф к третьей главе романа. Вообще, эпиграфы у Пушкина несут огромную смысловую нагрузку, в чем мы еще не раз убедимся. Итак, эпиграфом к третьей главе взяты слова французского поэта Мальфилатра:

Elle йtait fille, elle йtait amoureuse. - «Она была девушка, она была влюблена».

Эпиграф взят из поэмы «Нарцисс, или остров Венеры». Пушкин привел стих из отрывка о нимфе Эхо. И, если учесть, что в главе говорится о вспыхнувшем чувстве Татьяны к Онегину, то возникает параллель между ней и влюбленной в Нарцисса (в романе это Онегин) Эхо. Далее в поэме шло:

Я ее извиняю - любовь сделала ее виновной. О, если бы судьба ее извинила также.

Эту цитату можно сопоставить со словами Пушкина, в которых в полной мере отразилось чувство автора к своей героине-мечте:

За что ж виновнее Татьяна?

За то ль, что в милой простоте

Она не ведает обмана

И верит избранной мечте?

За то ль, что любит без искусства,

Послушная влеченью чувства

Что так доверчива она,

Что от небес одарена

Воображением мятежным,

Умом и волею живой,

И своенравной головой,

И сердцем пламенным и нежным?

Ужели не простите ей

Вы легкомыслия страстей?

Важно отметить, хотя нельзя отрицать очевидное сопоставление Татьяны с античными богами, она истинно русская душа, и в этом, без сомнения, убеждаешься, читая роман. С момента ее первого появления в «Евгении Онегине» во второй главе Татьяна становится как бы символом России, русского народа. Эпиграфом ко второй главе, где автор «впервые освятил именем таким страницы нежные романа», являются слова Горация:

«О, rus! Hor…» («О Русь! О Деревня!»)

Этот особый эпиграф посвящен именно Татьяне. Пушкин, для которого так важна близость любимой героини к родной земле, к своему народу, к своей культуре, делает Татьяну «народной героиней». В эпиграфе слово «Русь» заключает в себе и связь героини со своим народом, и с Россией, и со стариной, с традициями, с культурой Руси. Для автора с самим именем «Татьяна» «неразлучно воспоминанье старины». Сама вторая глава является одной из самых важных глав романа с точки зрения композиции: здесь читатель впервые знакомится с Татьяной, начиная с этой главы, ее образ, символизирующий Россию, русский народ, будет теперь присутствовать во всех пейзажах романа. Заметим, что Татьяна - тип крепкий, твердо стоящий на своей почве, что и показывает нам истинную трагедию Онегиных, порожденных лицемерным и пошлым светом, - отдаленность от своего же народа и традиций.

Уже в первых описаниях Татьяны замечаешь ее близость к природе, но не просто к природе, а именно к русской природе, к России, ну, а впоследствии воспринимаешь ее как единое целое с природой, с родной землей.

В эпитетах «дика, печальна, молчалива» угадывается еще один образ, везде и всюду сопровождающий Татьяну и связывающий ее с природой, - луна:

Она любила на балконе

Предупреждать зари восход,

Когда на бледном небосклоне

Звезд исчезает хоровод…

…при отуманенной луне…

Благодаря этому лунному сиянию, которое будто источает сама Татьяна, и звездному небу, портрет Татьяны написан «движеньем света». В романе Татьяна озарена «лучом Дианы». Теперь античная богиня олицетворяет собой луну.

«Движение луны есть одновременно движение сюжетной линии романа», - пишет Кедров. При «вдохновительной луне» Таня пишет свое бесконечно искреннее послание Онегину и заканчивает письмо, только когда «лунного луча сиянье гаснет». Бесконечное звездное небо и бег луны отражаются в зеркале Татьяны в час гадания:

Морозна ночь, все небо ясно;

Светил небесных дивный хор

Течет так тихо, так согласно…

Татьяна на широкий двор

В открытом платьице выходит

На месяц зеркало наводит;

Но в темном зеркале одна

Дрожит печальная луна…

Неуловимый трепет души Татьяны, даже биение ее пульса и дрожание руки передаются вселенной, и «в темном зеркале одна дрожит печальная луна». «Дивный хор светил» останавливается в маленьком зеркальце, а путь Татьяны вместе с луной, с природой продолжается.

Можно лишь добавить, что душа Татьяны подобна чистой луне, источающей свой дивный, печальный свет. Луна в романе абсолютно чиста, на ней нет ни пятнышка.

Так и душа Татьяны чиста и непорочна, ее мысли, стремления так же высоки и далеки от всего пошлого и приземленного, как и луна. «Дикость» и «печальность» Татьяны не отталкивают нас, а, наоборот, заставляют почувствовать, что, как и одинокая луна в небе, она недосягаема в своей душевной красоте. Надо сказать, что луна у Пушкина - это еще и повелительница небесных светил, затмевающая своим чистым сиянием все вокруг. А теперь перенесемся на мгновенье в последние главы романа. И вот мы видим Татьяну в Москве:

Красавиц много на Москве.

Но ярче всех подруг небесных

Луна в воздушной синеве.

Но та, которую не смею

Тревожить лирою моею,

Как величавая луна,

Средь жен и дев блестит одна.

С какою гордостью небесной

Земли касается она!

Вновь в образе луны видим мы нашу Татьяну. И что же? Не только своим величаво прекрасным обликом затмила она «причудниц большого света», но той беспредельной искренностью и чистотой души.

И снова «милая Таня» в родной деревне:

Был вечер. Небо меркло. Воды

Струились тихо. Жук жужжал.

Уж расходились хороводы;

Уж за рекой, дымясь, пылал

Огонь рыбачий. В поле чистом,

В свои мечты погружена,

Татьяна долго шла одна.

Портрет Татьяны становится неотделим от общей картины мира и природы в романе. Ведь не просто природа, а вся Россия, даже вся вселенная с величественной сменой дня и ночи, с мерцанием звездного неба, с непрерывным выстраиванием «небесных светил» органически входит в повествование. «Глазами Татьяны и автора создается космический фон поэмы. В непрерывном возгорании света, в постоянном космическом огня кроется глубокий смысл: на этом фоне душа человеческая, душа Татьяны ищет любви, заблуждается и прозревает».

В «Евгении Онегине» природа выступает как положительное начало в человеческой жизни.

Образ природы неотделим от образа Татьяны, так как для Пушкина природа есть наивысшая гармония души человеческой, и в романе эта гармония души присуща лишь Татьяне:

Татьяна (русская душою,

Сама не зная почему)

С ее холодною красою

Любила русскую зиму.

Очевидно, что так же, как в раскрытии образа Онегина, Пушкин близок к Байрону с его «Чайлд-Гарольдом», так и в раскрытии характера Татьяны, ее природного начала, ее души он близок к Шекспиру, который сконцентрировал положительное природное начало в Офелии. Татьяна и Офелия помогают еще глубже увидеть разлад с собой главных героев, Гамлета и Онегина, являя собой идеал гармонии человека с природой. И даже более того, Татьяна всей своей натурой доказывает невозможность мира и покоя в душе Онегина без полного единения с природой.

«У Пушкина природа полна не одних только органических сил - она полна и поэзии, которая наиболее свидетельствует о ее жизни». Вот почему мы и находим Татьяну с ее безгранично искренней душой, с ее непоколебимой верой, с ее наивно влюбленным сердцем на лоне природы, в ее вечном движении, в колыхании ее лесом, в трепете серебристого листа, на котором любовно играет луч солнца, в ропоте ручья, в веянии ветра:

Теперь она в поля спешит…

Теперь то холмик, то ручей

Остановляют поневоле

Татьяну прелестью своей.

Словно лишь природе Татьяна может поведать природе свои горести, мучения души, страдания сердца. В то же время Татьяна делится с природой и цельностью своей натуры, возвышенностью помыслов и стремлений, добротой и любовью, самоотверженностью. Только в единении с природой находит Татьяна гармонию духа, лишь в этом видит она возможность счастья для человека. Да и где еще искать ей понимания, сочувствия, утешения, к кому еще обратиться, как не к природе, ведь она «в семье своей родной казалась девочкой чужой». Как она сама напишет Онегину в письме, «ее никто не понимает». У природы находит Татьяна успокоение, утешение. Итак, у Пушкина проводятся параллели между стихиями природы и человеческими чувствами. При таком понимании природы граница между ней и человеком всегда подвижна. В романе природа раскрывается через Татьяну, а Татьяна - через природу. Например, весна - это зарождение любви Татьяны, а любовь в свою очередь - весна:

Пора пришла, она влюбилась.

Так в землю павшее зерно

Весны огнем оживлено.

Татьяна, которая полна поэзии и жизни, для которой так естественно чувствовать природу, влюбляется именно весной, когда душа ее открывается для перемен в природе, расцветает в своей надежде на счастье, как расцветают первые цветы весной, когда природа пробуждается ото сна. Татьяна передает весеннему ветерку, шелестящим листьям, журчащим ручьям трепет своего сердца, томление души. Символично само объяснение Татьяны и Онегина, которое происходит в саду, а когда «тоска любви Татьяну гонит», то «в сад идет она грустить». Татьяна входит в «келью модную» Онегина, и вдруг становится «темно в долине», и «луна сокрылась за горою», словно предупреждая об ужасном открытии Татьяны, которое суждено было ей сделать («Уж не пародия ли он?»). Перед тем, как уехать в Москву, Татьяна прощается с родным краем, с природой, словно предчувствуя, что уже не вернется обратно:

Простите, мирные долины,

И вы, знакомых гор вершины,

И вы, знакомые леса;

Прости, небесная краса,

Прости, веселая природа;

Меняю милый, тихий свет

На шум блистательных сует…

Прости ж и ты, моя свобода!

Куда, зачем стремлюся я?

Что мне сулит судьба моя?

В этом проникновенном обращении Пушкин ясно показывает, что Татьяну нельзя отделять от природы. И ведь Татьяна должна покинуть родной дом, именно когда наступает ее любимое время года - русская зима:

Татьяне страшен зимний путь.

Бесспорно, что одна из главных целей, для которой в роман вводится образ Татьяны, заключается в противопоставлении ее Онегину, лицемерию и несовершенству света. Наиболее полно это противопоставление отражено в единении Татьяны с природой, в ее близости к своему народу. Татьяна - живой пример неразрывной связи человека со своей страной, с ее культурой, с ее прошлым, с народом.

Через природу России Татьяна связана со своей культурой и народом. Мы уже знаем, что автор связывает имя Татьяны с «воспоминаньем старины», но наиболее символичным моментом в этом плане становится песня девушек, которую слышит Татьяна Ларина перед встречей с Онегиным.

«Песня девушек» представляет второй, после письма Татьяны, «человеческий документ», вмонтированный в роман. Песня также говорит о любви (в первом варианте - трагической, однако в дальнейшем для большего контраста Пушкин заменил его сюжетом счастливой любви), песня вносит совершенно новую фольклорную точку зрения. Сменив первый вариант «Песни девушек» вторым, Пушкин отдал предпочтение образцу свадебной лирики, что тесно связано со смыслом фольклорной символики в последующих главах.

Символическое значение мотива связывает эпизод с переживаниями героини. Онегин же, наоборот, не слышит этой песни, поэтому мы еще убеждаемся в том, что Таня является поистине «народной» героиней в романе. Обратимся к последней главе романа:

…она мечтой

Стремится к жизни полевой

В деревню к бедным поселянам,

В уединенный уголок…

Живая нить, связывающая Татьяну с народом, проходит через весь роман. Отдельно в композиции выделен сон Татьяны, который становится знаком близости к народному сознанию. Описания святок, предшествующие сну Татьяны, погружают героиню в атмосферу фольклорности:

Татьяна верила преданьям

Простонародной старины,

И снам, и карточным гаданьям,

И предсказаниям луны.

Ее тревожили приметы;

Отметим, что Вяземский к этому месту текста сделал примечание:

Пушкин сам был суеверен.

Следовательно, через связь Татьяны с русской стариной мы чувствуем родство душ героини и автора, раскрывается характер Пушкина. В Михайловском Пушкин начал статью, где писал:

Есть образ мыслей и чувствований, есть тьма обычаев, поверий и привычек, принадлежащих исключительно какому-нибудь народу.

Отсюда напряженный интерес к приметам, обрядам, гаданиям, которые для Пушкина, наряду с народной поэзией, характеризуют склад народной души. Вера Пушкина в приметы соприкасалась, с одной стороны, с убеждением в том, что случайные события повторяются, а с другой - с сознательным стремлением усвоить черты народной психологии. Выразителем этой черты характера Пушкина явилась Татьяна, чья поэтическая вера в приметы отличается от суеверия Германна из «Пиковой Дамы», который, «имея мало истинной веры <…>, имел множество предрассудков». Приметы же, в которые верила Татьяна, воспринимались как результат вековых наблюдений над протеканием случайных процессов. Более того, эпоха романтизма, поставив вопрос о специфике народного сознания, усматривая в традиции вековой опыт и отражение национального склада мысли, увидела в народных «суевериях» поэзию и выражение народной души. Из этого следует, что Татьяна - героиня исключительно романтическая, что и доказывает ее сон.

Итак, сон Татьяны заключает в себе одну из главных идей романа: Татьяна не могла бы так тонко чувствовать, если бы не ее близость к народу. Пушкин целенаправленно отобрал те обряды, которые были наиболее тесно связаны с душевными переживаниями влюбленной героини. Во время святок различали «святые вечера» и «страшные вечера». Неслучайно гадания Татьяны проходили именно в страшные вечера, в то же время, когда Ленский сообщил Онегину, что тот «на той неделе» зван на именины.

Сон Татьяны имеет в тексте пушкинского романа двойной смысл. Являясь центральным для психологической характеристики «русской душою» героини романа, он также выполняет композиционную роль, связывая содержание предшествующих глав с драматическими событиями шестой главы. Сон прежде всего мотивируется психологически: он объяснен напряженными переживаниями Татьяны после «странного», не укладывающегося ни в какие романные стереотипы поведения Онегина во время объяснения в саду и специфической атмосферы святок - времени, когда девушки, согласно фольклорным представлениям, в попытках узнать свою судьбу вступают в рискованную и опасную игру с нечистой силой. Однако сон характеризует и другую сторону сознания Татьяны - ее связь с народной жизнью, фольклором. Подобно тому, как в третьей главе внутренний мир героини романа определен был тем, что она «воображалась» «героиней своих возлюбленных творцов», теперь ключом к ее сознанию делается народная поэзия. Сон Татьяны - органический сплав сказочных и песенных образов с представлениями, проникшими из святочного и свадебного обрядов. Такое переплетение фольклорных образов в фигуре святочного «суженого» оказывалось в сознании Татьяны созвучным «демонического» образу Онегина-вампира и Мельмота, который создался под воздействием романтических «небылиц» «британской музы». Потебня пишет:

Татьяна Пушкина - «русская душой», и ей снится русский сон. Этот сон предвещает выход замуж, хоть и не за милого.

Однако в сказках и народной мифологии переход через реку является также символом смерти. Это объясняет двойную природу сна Татьяны: как представления, почерпнутые из романтической литературы, так и фольклорная основа сознания героини заставляет ее сближать влекущее и ужасное, любовь и гибель.

В «Евгении Онегине», в этой бессмертной и недосягаемой поэме, Пушкин явился великим народным писателем. Он разом, самым «прозорливом», самым метким образом отметил самую глубь общества того времени. Отметив тип русского скитальца, «скитальца до наших дней и в наши дни», угадав его гениальным чутьем своим рядом с ним поставил тип положительной и бесспорной красоты русской женщины. Пушкин первый из всех русских писателей «провел перед нами образ женщины, твердость души которая черпает из народа». Главная красота этой женщины в ее правде, правде бесспорной и осязаемой, и отрицать эту правду уже нельзя. Величавый образ Татьяны Лариной, «отысканный Пушкиным в русской земле, им выведенный, поставлен перед нами уже навеки в бесспорной, смиренной и величественной красоте своей». Татьяна - это свидетельство того мощного духа народной жизни, который может выделить образ такой неоспоримой правды. Образ этот дан, есть, его нельзя оспорить, сказать, что он выдумка или фантазия, а, может быть, идеализация поэта:

Вы созерцаете сами и соглашаетесь: да, это есть, стало быть, и дух народа, стало быть, и жизненная сила этого духа есть, и она велика и необъятна.

В Татьяне слышится вера Пушкина в русский характер, в его духовную мощь, а, значит, и надежда на русского человека. Самим существованием Татьяны высказывается авторская истина: без полного единения со своим народом, с его культурой, с родной землей не может существовать натура столь возвышенная и цельная, полная поэзии и жизни. Именно единство с природой, Россией, народом, культурой делает Татьяну существом неземным, но одновременно столь влюбленным в жизнь и во все ее проявления, что невольно восхищаешься душой столь юной, наивной, но такой твердой и непоколебимой.

Итак, мы уже знаем, что роман строится на противопоставлении Татьяны и Онегина, Татьяны и петербургского и московского света. Татьяна не зря противопоставлена в первую очередь свету, так как именно этот свет порождает Онегиных, заставляет их быть в разладе с собой, убивает их лучшие чувства. Интересно, что сказал В. Г. Белинский о Музе Пушкина:

Это - девушка-аристократка, в которой обольстительная красота и грациозность непосредственности сочетались с изяществом тона и благородною красотою.

Но автор, и не без причины, не сделал «милую Таню» девушкой-аристократкой, чтобы еще сильнее показать нам трагедию общества в целом, Онегина в частности. И уж, конечно, Татьяна не может никого обольстить, ведь это противоречило бы всей ее природе. Только человек с такой силой души, с такой преданностью своим идеалам и мечтам может противостоять пошлости и лицемерию всего света.

И вот перед нами Онегин как типичный представитель молодежи того времени:

В своей одежде был педант

И то, что мы назвали франт…

Как рано мог он лицемерить,…

Как взор его был быстр и нежен,

Стыдлив и дерзок, а порой

Блистал послушною слезой!…

Как он умел казаться новым,…

Приятной лестью забавлять…

Не такова Татьяна: чистота ее души выявляет трагедию общества. Оттого, что Татьяна представлена «барышней уездной, с печальной думою в очах», она еще милее нашему сердцу. Разве сразу не чувствуешь в ней той искренности, того света, который она, кажется, источает? Татьяна - тип, стоящий твердо на своей почве. Она глубже Онегина и, конечно, умнее его. Она уже одним благородным инстинктом своим чувствует, где и в чем правда, что и выразилось в финале поэмы. Это тип положительной красоты, апофеоза русской женщины. Да, именно русской женщины, ибо Татьяна по сути своей «народная» героиня. Можно даже сказать, что такой красоты тип русской женщины почти уже и не повторялся в русской литературе - кроме разве Лизы в «Дворянском гнезде» Тургенева. Уже в первых главах романа чувствуется противопоставление истинно русской души Татьяны «причудницам большого света», что в полной мере отразится в конце поэмы, когда она уже непосредственно будет находиться в свете. Но уже в самом начале автор заявляет о появлении героини, искренность и душа которой сквозят в каждом ее слове и жесте:

Но полно прославлять надменных

Болтливой лирою своей;

Они не стоят ни страстей,

Ни песен, ими вдохновенных:

Слова и вздор волшебниц сих

Обманчивы… как ножки их.

В последних главах романа Татьяна уже непосредственно представлена в свете. И что же? Нет, Татьяна также чиста душою, как и прежде:

Она была нетороплива,

Не холодна, не говорлива,

Без взора наглого для всех,

Без притязаний на успех,

Без этих маленьких ужимок,

Без подражательных затей…

Все тихо, просто было в ней.

Но манера глядеть свысока сделала то, что Онегин совсем даже не узнал Татьяну, когда встретил ее в первый раз, в глуши, в скромном образе чистой, невинной девушки, так оробевшей перед ним вначале. Он не сумел отличить в бедной девочке законченности и совершенства, что ему еще предстоит узнать в конце романа. В.Г. Белинский посчитал, что Онегин принял Татьяну за «нравственный эмбрион». И это после письма ее к Онегину, где отразились все ее переживания, чувства, мечты детства, идеалы, надежды. С какой готовностью эта девочка доверилась чести Онегина:

Но мне порукой ваша честь,

И смело ей себя вверяю…

Кстати, и возраст Татьяны лишь заставляет сравнивать ее в тринадцать лет с «волнуемой душой» с Онегиным в его восемнадцать лет, с «ревнивыми женами» света. Интересен тот факт, что, скорее всего, в первоначальном варианте, Татьяне было семнадцать лет, что подтверждает Пушкин (29 ноября 1824 года) в ответ на замечание Вяземского относительно противоречий в письме Татьяне к Онегину:

…письмо женщины, к тому же семнадцатилетней, к тому же влюбленной!

Пушкин очень точно указывает на то, что Татьяна намного глубже Евгения, именно подчеркивая ее возраст. Возраст Татьяны является еще одним средством для противопоставления ее Онегину и обществу. Пушкин наделяет свою любимую героиню тонкой душой, возвышенными мыслями, «пламенным сердцем».

Татьяна в свои тринадцать лет - натура исключительно духовно развитая, с особым внутренним миром, она натура твердая и непоколебимая в своем благородстве, искренности, чистоте:

Татьяна любит не шутя

И предается безусловно

Любви, как милое дитя.

Татьяна здесь являет собой еще одну трагедию Онегина: она прошла в жизни Евгения мимо него, причем пронесла свою любовь через всю свою жизнь, хотя не была оценена им. В том и трагедия не только их романа, но и трагедия души человеческой, потому как сами образы героев доказывают невозможность их совместного счастья. И здесь тринадцатилетняя девочка, возможно, помогает нам понять, заглянуть в душу Евгения:

Он в первой юности своей

Был жертвой бурных заблуждений

И необузданных страстей.

Действительно, само присутствие Татьяны в романе ясно показывает внутреннюю пустоту Онегина, порожденную, быть может, данью свету, моде («модный тиран»), и это, конечно, понимает Татьяна. В бессмертных строфах романа поэт изобразил ее посетившею дом столь загадочного еще для нее человека.

И вот Татьяна в его кабинете, разглядывает его книги, вещи, предметы, старается угадать по ним душу его, разгадать свою загадку, и, наконец, в раздумье со странной улыбкой губы ее тихо шепчут:

Что ж он? Ужели подражанье,

Ничтожный призрак, иль еще

Москвич в Гарольдовом плаще,

Чужих причуд истолкованье,

Слов модных полный лексикон?…

Уж не пародия ли он?

В этих словах Татьяны разоблачается та самая трагедия света, о которой уже так много было сказано ранее. И здесь же сама она впервые узнает этот самый свет, правда, будучи вдали от него. В черновых вариантах осуждение Онегина, а вместе с ним, как понимаем, и света, было высказано еще в более резкой форме:

Москаль в Гарольдовом плаще…

Шут в Чильд-Гарольдовом плаще…

Он тень, карманный лексикон.

Взгляд на Онегина как на явление подражательное, не имеющее корней в русской почве, делает еще ценней близость Татьяны к народу.

Да, Татьяна должна была разгадать душу, скованную бременем света, должна была прошептать это.

И ведь разоблачение этого подражания, болезни общества, звучит еще страшнее, когда его произносит человек столь чистый, наивный, как Татьяна.

В Москве потом Татьяна уже знает, чего ожидать от общества, она увидела отражение этого порочного света в Онегине. Но Татьяна, несмотря ни на что, верная своим чувствам, не предала своей любви. Светская придворная жизнь не коснулась души «милой Тани». Нет, эта та же Таня, та же прежняя деревенская Таня! Она не испорчена, она, напротив, стала еще тверже в стремлении к искренности, истине, чистоте. Она удручена этой пышной жизнью, она страдает:

Ей душно здесь… она мечтой

Стремится к жизни полевой…

Простая дева, С мечтами, сердцем прежних дней,

Теперь опять воскресла в ней.

Уже говорилось о сравнении Татьяны с луной, и здесь, в Москве, Татьяна затмевает своим внутренним светом всех вокруг:

Она сидела у стола

С блестящей Ниной Воронскою,

Сей Клеопатрою Невы;

И верно б согласились вы,

Что Нина мраморной красою

Затмить соседку не могла,

Хоть ослепительна была.

Автор не зря усадил свою Татьяну рядом с «блестящей Ниной Воронскою», так как Нина - собирательный образ, в котором заключена красота внешняя, да и та, ведь, «мраморная», и внутренняя пустота. Правда, пушкинскую Татьяну не надо было объяснять, душа ее «сквозит в каждом слове ее, в каждом движении», поэтому Нина и не могла затмить Татьяну. В конце романа наиболее ярко выражено родство душ Татьяны и Пушкина: автор доверяет ей высказать его мысли и чувства. Татьяна всем своим существом связывает нас с автором. Ответом на этот вопрос является слова Кюхельбекера:

Поэт в своей восьмой главе похож на Татьяну. Для лицейского его товарища, который с ним вырос и знает его наизусть, как я, везде заметно чувство коим Пушкин переполнен, хотя он, подобно своей Татьяне, и не хочет об этом чувстве знал свет.

Итак, Татьяна уже не только муза Пушкина, поэзия, да и, пожалуй, сама жизнь, но и выразительница его идей, чувств, мыслей говорит Онегину:

Но я другому отдана,

Я буду век ему верна.

Высказала она это именно как русская женщина, в этом ее апофеоза. Она высказывает правду поэмы. Именно в этих строках, пожалуй, заключен весь идеал героини. Перед нами русская женщина, смелая и духовно сильная. Разве может такая сильная натура, как Татьяна, основать свое счастье на несчастье другого? Счастье для нее, прежде всего, в гармонии духа. Могла ли решить иначе Татьяна, с ее высокой душой, с ее сердцем?

Но вопрос, почему же Пушкин заставил свою «ласковую Музу» так страдать неизменно волнует читателя. Здесь, безусловно, надо отметить, что верный правде, только правде, он не сделал ее счастливой, он заставил ее плакать - о себе, об Онегине. Татьяна в своем несчастье усиливает трагедию Онегина; автор бросил его к ногам Татьяны, заставил его проклинать свой жребий, ужасаться собственной жизни. Он вырвал у Евгения жесточайшее признание:

Я думал: вольность и покой

Замена счастью. Боже мой!

Как я ошибся, как наказан!

В Татьяне еще раз видна сила духа русского человека, почерпнутая из народа. Татьяна - женщина такой душевной красоты, которая смиряла даже окружающую пошлость. И женщина эта была «покойна и вольна». Пушкин увел ее прочь, последним словом в ее признании оставив слово «верность». Ее прекрасная душа была открыта Пушкину вся, там не была ни одного темного уголка, куда бы он «не смог заглянуть своим мысленным взглядом». «Вольность и покой - замену счастью», никогда она не искала их, в угоду им никогда не отгораживалась от мира презрением и равнодушием. Она, может, и не знала счастья в любви, зато знала высокий нравственный закон, исключающий себялюбие («Нравственность (мораль) в природе вещей» Неккер), знала свою жизненную цель, ровным своим светом уже способную одарить жизнь до конца. Без оглядок и размышлений шла она к этой цели; шла твердо, потому что, «русская душою», цельная в самом своем существе, и не могла жить иначе.

Не может Татьяна пойти за Онегиным, ведь он «былинка, носимая ветром». Не такова она вовсе: у нее и в отчаянии, в страдальческом сознании, что погибла ее жизнь, все-таки есть нечто твердое и незыблемое, на что опирается ее душа. Это ее воспоминания детства, воспоминания родины, деревенской души, в которой началась ее смиренная, чистая жизнь, - это «крест и тень ветвей над могилой ее бедной няни». О, эти воспоминания и прежние образы ей теперь драгоценнее, ведь они только и остались ей, но они-то и спасают ее душу от окончательного отчаяния. И это не мало, нет, тут уже многое, потому что тут целое основание, тут нечто неразрушимое. Тут соприкосновение с родиной, с родным народом, с его святыней. «Есть глубокие и твердые души, - говорит Достоевский, - которые не могут сознательно отдать святыню свою на позор, хотя бы и из бесконечного страдания».

Но тем ужаснее трагедия Онегина. Ведь в речи Татьяны - ни тени мстительности. Потому и получается полнота возмездия, потому-то Онегин стоит «как громом пораженный». «Все козыри были у нее в руках, но она - не играла».

У кого из народов - такая любовная героиня: смелая и достойная, влюбленная - и непреклонная, ясновидящая - и любящая.

сон пушкин роман онегин